19.11.23
Этот процесс начался в Иране в осенние дни 1978 года и завершился падением шаха и „воцарением“ аятоллы Хомейни 1 февраля 1979 года.
Я проходил тогда специализацию в больнице Тель-Ха Шомер в Рамат-Гане и был командирован в Тегеран на работу в качестве врача-офтальмолога в клинику „Махарестан“ расположенной напротив парламента (Меджлис). Израильские больницы Хадасса и Тел-Ха Шомер кооперировали с этой государственной иранской больницей и израильский персонал, работавший в этой больнице, находился под защитой посольства (точнее, представительства) Израиля в Тегеране. Сейчас это тяжело представить, но во время правления последнего шаха Реза Пехлеви Иран был самой дружественной Израилю страной на Ближнем Востоке. В то время в Иране работала масса иностранных специалистов, в том числе и тысячи израильтян. Я не помню статистику, но этого было достаточно для того, чтобы в Тегеране работали израильская школа и детский сад. Начало 1978 года было спокойным и ничто не предвещало бурю. Большинству иностранцев положение в стране казалось стабильным. Настораживало только одно: повторяющиеся в частных беседах вопросы местных евреев, когда, по-нашему „израильскому мнению“, придет пора евреям покинуть Иран. Эти вопросы повторялись неоднократно, поскольку большинство персидских евреев были зажиточны и им было что терять. (Евреи победнее репатриировались в Израиль еще в пятидесятые годы). Вообще, евреи диаспоры всегда более чувствительны к подземным толчкам истории, чем их соплеменники, имевшие счастье родится в Израиле, где они являются национальным большинством. Это притупляет чувствительность к общественным колебаниям. Особенно встревожил персидских евреев тот факт, что шах под давлением либерального американского президента Картера, политического „двойника“ близкого нам по времени Барака Обама, произвел „либерализацию“: частично снял цензуру и помиловал многих оппозиционеров, в том числе ультра-религиозного направления. Последовавший затем визит президента Картера в Иран персидские евреи, чувствительные, как все жители востока, к тонкостям церемониала отмечали в частных беседах подчеркнутую холодность Картера к шаху. Впервые я услышал имя Хомейни, от владельца дома, в котором израильское посольство арендовало для нас квартиры. В „ диалоге вежливости“ владелец дома рассказал мне, что его супруга уехала в Ирак на встречу с духовным лидером в изгнании аятоллой Хомейни. (Почти так дословно и сказал). Так впервые я услышал это имя и только позднее отметил про себя, что этот милый человек, сдававший квартиры израильтянам, уже не боялся открыто говорить мне — израильтянину куда и на встречу с кем уехала его супруга.
К поздней осени „прорвало“. С южных, бедных районов Тегерана, через центр города, где мы жили и работали, шли многотысячные толпы демонстрантов на север города, где располагался шахский дворец и особняки элит. Полиция, армия не стреляла. Был дан приказ не допустить кровопролитие. В последствии, бывший тогда послом Израиля в Иране, известный дипломат Любрани рассказывал: С одной стороны шах получил предостережение из Вашингтона не применять насилие, с другой стороны шах был убежден, что после того, как он произвел аграрную антифеодальную революцию (так называемая „белая революция“) он любим своим народом и не хотел разрушить иллюзию единства монархии и народа. (Проблема многих властителей — они верят пропаганде своих льстивых придворных) Те же предостережения из Америки получили и шахские генералы. И хотя армия оставалась до конца преданной престолу, она фактически почти не противодействовала революции. Видимо, это было следствием глубоко укоренившегося чувства зависимости от заокеанского Большого Боса. В конечном, все это привело не только к крушению монархии, но и физической гибели многих высших чиновников и офицеров, практически без сопротивления положивших свои головы на плаху революции. Я задаю себе риторический вопрос: будь шах хоть немного Садамом Хусейном, возможно история пошла бы другим путем и хотя несомненно во время подавления демонстраций в Тегеране могли бы погибнуть тысячи людей, не исключено, что были бы спасены сотни тысяч. Например, не было бы войны Иран-Ирак и жертв исламского террора. Впрочем, ИСТОРИЯ не знает сослагательных наклонений.
В больнице все шло по расписанию, но чувствовалась какая-то подчеркнутая религиозность, которая раньше не наблюдалась, и отчуждение персонала от израильтян. Это не была открытая враждебность — это было холодное отторжение.
В конечном, всех израильтян эвакуировали. Последним эвакуировали израильское посольство, в опустевшем здании которого спустя пару месяцев открылось посольство Палестины. Президент Картер уговорил шаха покинуть страну и отречься от престола в пользу несовершеннолетнего сына. Новым главой правительства был назначен оппозиционер Шапур Бахтияр. Бахтиар вернулся из парижского изгнания, провёл либеральные реформы, предостерег народ от опасности клерикального деспотизма и был через 1,5 месяца свергнут сторонниками упомянутого деспотизма. Бахтиар вернулся в Париж, где в последствии был убит. Хомейни триумфально вернулся в Иран. Его сопровождали бородатые молодые мужчины в черных элегантных костюмах и завернутые в черный „чадур“ молодые женщины, чей прекрасный английский и манеры выдавали персидскую интеллигенцию, прошедшую обучение в лучших университетах Британии и Америки. Но это я уже наблюдал из Израиля по телевизору.
Позволю себе пару обобщений:
Сто лет назад ислам на Ближнем Востоке, за исключением отдельных эксцессов, не был столь фанатичным, как в наши дни. С распадом Османской Империи молодые государства Ближнего востока все более принимали национальные формы. Лидеры этих формирующихся государств подавляли радикальный ислам, поскольку он, среди прочего, препятствовал формированию современной национальной общности. Отец последнего шаха был гонителем религиозного фанатизма. Той же дорогой „светского ислама“ последовательно шел и его сын. Враги Израиля, Насер, Арафат; Садам Хусейн и др. тоже были светскими националистами. Религиозный фактор имел важное, но подчиненное значение. ИСЛАМО-ФАШИСТСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ХОМЕЙНИ, КОТОРАЯ ПРОИЗОШЛА ПОД РУКОПЛЕСКАНИЯ „ПРОГРЕССИВНОЙ“ ОБЩЕСТВЕННОСТИ ЕВРОПЫ И АМЕРИКИ, ВЫЗВАЛА ИЗ ПРЕИСПОДНИ МОНСТРА который, вырвавшись на свободу, не только исключает решение арабо-палестинского конфликта и подминает под себя страны умеренного ислама, но и бросает вызов христианскому миру, спровоцировав конфликт цивилизаций. Что касается евреев — мы, как всегда, „вляпались“ в Историю, очередной раз став катализатором борьбы цивилизаций.
Др. Зеэв Ицхар